14 декабря Мосгорсуд отменил приговор сопредседателю Центра «Мемориал» Олегу Орлову и вернул дело прокурору.

— Выступление Дмитрия Муратова

— Последнее слово Олега Орлова

Публикуем выступление Орлова в прениях, с которым он выступил в Мосгорсуде.

Уважаемый суд! Приговор, вынесенный мне 11 октября этого года Головинским районным судом, считаю необъективным, несправедливым и не соответствующим нормам российского законодательства. Я прошу этот приговор отменить, а меня полностью оправдать.

Почему меня оправдать? Первое.

Суд оставил без внимания важнейший довод и мой, и моей защиты: выдвинутое против меня обвинение прямо противоречит Конституции России. Да, я критиковал действия Вооруженных сил России в Украине. Но статья 29 Конституции гарантирует мне свободу мысли и слова. Мои высказывания носили исключительно мирный характер. Я не призывал к насилию, не возбуждал социальную, расовую, национальную или религиозную ненависть и вражду, не разглашал государственную тайну. А значит нет и не было никаких оснований ограничивать мою свободу высказываний, мнений и оценок.

Меня осудили за критическое мнение о войне в Украине. И в то же время ее одобрение допускается и даже поощряется. Но это же дискриминация, которая запрещена Конституцией РФ!

Все эти доводы, которые мы в суде первой инстанции неоднократно повторяли, остались без внимания суда и никак не были отражены в приговоре. Им не была дана хоть какая-то оценка; они вообще осталось без внимания суда. Как будто ни я, ни моя защита этих доводов не приводили суду.

Весь мой жизненный опыт показывает, что война — это всегда жертвы и насилие. Я не хочу этого ни для моей страны, ни для Украины. Война очень часто используется властью не только для того, чтобы лишить свободы народ соседнего государства, но установить и укрепить диктатуру внутри собственной страны. Именно об этом была моя статья. Своими действиями, когда я писал эту статью, я пытался остановить предотвратить увеличение такого зла. Причем тут дискредитация?! Наши попытки получить хоть какой-то внятный ответ от обвинения в ходе судебного процесса остались без результатов.

А результат следующий: из приговора остается совершенно непонятным — можно ли в нынешней России, не опасаясь уголовного преследования, критиковать действия властей РФ, в том числе и по отношению к соседним государствам? Можно ли в принципе критиковать действия Вооруженных сил России? Если нет, то как это соотносится с нормами российской Конституции?

Из приговора остается неясной граница, пролегающая между легитимной критикой и так называемой «дискредитацией». Приговор оставляет впечатление не документа, основанного на нормах права, но документа, лишь оформляющего произвол. Такая практика не может не иметь губительных последствия для российского общества и российского государства.

А на каких доказательствах наличия именно дискредитации в моих действиях построен приговор?

Удивительно, но, если не считать акта осмотра Интернет-ресурса, протокола осмотра DVD диска и других технических документов, таких доказательств всего четыре, а фактически два. Это абсолютно идентичные, как уже говорил мой защитник Муратов, показания двух свидетелей обвинения на стадии предварительного следствия, и в суде, и это заключение экспертов-лингвистов Крюковой и Тарасова, а также их устные показания в суде.

Больше ничего!

И те, и другие утверждают, что я своими действиями осуществлял именно дискредитацию использования Вооруженных сил России. Впрочем, ни в своих показаниях, ни в экспертизе они и не пытаются объяснить, чем же дискредитация отличается от критики.

Но ведь эксперты не являются юристами! Что есть дискредитация, а что нет, не должно быть предметом их оценок. Это лежит за пределами компетенции лингвистики. Дискредитация — это не лингвистическое понятие, что видно даже из того толкования этого понятия, которое приводят сами эксперты в своей экспертизе.

А свидетели обвинения Бохонько и Мироненко не имеют никакого отношения в юриспруденции. Эти люди лично со мной не знакомы. Почему следователь вызвал именно их в качестве свидетелей? Свидетелей чего? Ответы на эти вопросы мы также не получили суде, несмотря на попытки моей защиты получить их. Ясно одно — эти люди крайне негативно относятся к «Мемориалу» и всей деятельности этой организации. Очевидно, что именно поэтому следователь и выбрал их в качестве свидетелей. И вот на основании не изложения фактов, а оценок, данных этими свидетелями, суд приходит к вывод, что я осуществлял именно дискредитацию. Но ведь с таким же успехом можно приглашать случайных людей с улицы и просить их давать правовую квалификацию действиям подсудимого.

Показания вот таких свидетелей положены в основу обвинительного приговора, а показания свидетелей защиты по тем же обстоятельствам суд посчитал не относящимися к предмету доказывания.

Мой защитник Муратов уже ссылался на показания свидетеля Владимира Петровича Лукина, который говорил безусловно вещи, которые касаются предметом доказывания. Он говорил, что статья 29 Конституции аксиоматическая, она действует прямо и непосредственно. Её возможно ограничить в условиях военного и чрезвычайного положений, но ни одно, ни другое пока не было введено в нашей стране. Показания этого свидетеля прямо относились к доводам защиты. Однако в приговоре относительно его показаний, в отличие от показаний свидетелей обвинения, сказано, что они не имеют отношения к предмету доказывания.

Также в суде выступал свидетель защиты доктор исторических наук Владислав Бэнович Аксенов. Как исследователь, работающий с исторической публицистикой, он сообщил суду, что моя статья имеет все признаки публицистического стиля, выстроена по законам жанра и не выходит за рамки корректной дискуссии. Он, в отличие от свидетелей обвинения, не будучи сам юристом, конечно, не позволил себе давать юридическую квалификацию моих действий как дискредитации. Но его показания безусловно относились к предмету доказывания. Однако, эти показания — в отличие от мнения Мироненко и Бохонько — судом не были приняты во внимание. А ведь показания Аксенова прямо подкрепляют утверждение защиты, о том, что моя статья является примером легитимной и добросовестной критики действий властей!

Иными словами, оценка свидетельских показаний была проведена судом односторонне, пристрастно и необъективно.

И, наконец, обвинением и судом первой инстанции была нарушена основополагающая норма о презумпции невиновности обвиняемого, поскольку ни обвинением, ни судом в описательно-мотивировочной части приговора не было представлено никаких доказательств того, что использование Вооруженных Сил Российской Федерации в Украине происходит именно в целях защиты интересов Российской Федерации и ее граждан, поддержания международного мира и безопасности.

Между тем, согласно диспозиции статьи 280.3 УК РФ, «публичные действия, направленные на дискредитация использования Вооруженных сил» именно в ЭТИХ конкретных целях и только в этих целях подлежит наказанию. Но в приговоре вообще нет ни одного доказательства, что Вооруженные силы РФ используются в Украине в указанных в диспозиции статьи 280.3 целях. Нет даже попыток доказать это.

Или может быть существует какой-то нормативный акт о том, что Вооруженные силы РФ априори всегда используются именно в этих целях? Нет такого акта. По крайней мере, в моем приговоре о таких актах ничего не сказано.

Я, как гражданин России, считаю, что использование Вооруженных сил России в Украине прямо противоречит моим интересам, противоречит интересам России. И уж совсем, на мой взгляд, абсурдно считать, что они осуществляются в интересах поддержания международного мира. Я неоднократно заявлял об этом и на стадии предварительного следствия, и в суде первой инстанции. Я приводил доводы, указывающие на правильность моих оценок.

Но может быть я ошибаюсь? Тогда в приговоре должно содержаться опровержение этих моих оценок и доводов.

Но в приговоре вообще нет ничего подобного. Более того, в приговоре нет изложений такой моей позиции. Ей не дана никакая оценка.

Мое мнение сложилось не на пустом месте. Прямое отношение к предмету доказывания по данному делу имеют резолюции Генеральной Ассамблеи ООН, касающиеся действий России в Украине. Позволю себе напомнить, что Владимир Путин так охарактеризовал ООН: «Организация Объединенных Наций — это структура, которой нет равных по легитимности, представительности и универсальности». И вот Генеральная Ассамблея ООН раз за разом подавляющим числом голосов стран-участниц ООН дает чрезвычайно негативную оценку действиям России в Украине. В частности, в этих резолюциях прямо и недвусмысленно указано, что ввод российских войск в Украину идет вразрез с Уставом ООН, что он нарушает международный мир и безопасность. Именно на основании этих документов вкупе с моим жизненным опытом и формировалось мое мнение. Оценки действий Вооруженных сил России в Украине, содержащиеся в моей статье, за которую меня судят — это, по сути, краткий пересказ выводов и оценок, изложенных в документах ООН.

По моему ходатайству суд приобщил резолюции ООН к моему уголовному делу, — однако, в приговоре оценил эти документы, как не относящиеся к предмету доказывания по данному делу.

Кроме того, в ходе прошедшего судебного заседания я приводил многочисленные документально подтвержденные факты, указывающие на то, что вооруженные силы России, в современной истории, далеко не всегда пользовались и используются в указанных высоких целях. Я сам был непосредственным свидетелем этого во время моей работы в горячих точках. Но и этим моим доводам судом первой инстанции не была дана никакая оценка. В приговоре вообще нет никаких упоминаний об этих моих доводах.

Таким образом, суд первой инстанции, постановляя приговор мне, в нарушение презумпции невиновности даже не попытался доказать, что Вооруженные силы РФ используются в Украине в указанных в диспозиции статьи 280.3 УК РФ целях. Суд не описал и не опроверг все мои доводы и доказательства, ставящие под сомнение именно такое использование Вооружённых сил России в Украине.

В приговоре утверждается, что в период «с 28 июня по 14 ноября 2022 года (более точное время следствием не установлено)» у меня возник преступный умысел на дискредитацию использования Вооруженных сил РФ в указанных в диспозиции ст.280.3 УК РФ целях. В ходе судебных заседаний я неоднократно указывал, что к моменту написания мной статьи моё мнение о том, что использование Вооруженных сил РФ в Украине противоречат моим интересам, интересам России и нарушает международный мир и безопасность, уже сложилось. Да обвинение и не пыталось отрицать, что я тогда думал иначе. Таким образом, у меня в принципе не могло быть умысла на дискредитацию использования Вооруженных сил РФ именно в этих целях.

Ни одного доказательства обратного в приговоре не приведено. Есть только одно голословное утверждение о возникновении у меня преступного умысла.

Кроме того, приговор, основан на заключении экспертов, которое, как было доказано в ходе суда первой инстанции, не соответствует всем требованиям, предъявляемым к подобным документам. Об этом очень точно и ярко в своём выступлении сказал защитник Муратов.

Исходя из всего вышесказанного, я прошу приговор Головинского районного суда от 11 октября 2023 года отменить как незаконный, а меня полностью оправдать, а не возвращать дело обратно в прокуратуру.

Теперь я вынужден высказаться по поводу апелляционного представления Головинской межрайонной прокуратуры.

Это очень странный документ, не имеющий никакого отношения к праву, абсолютно голословный во всех своих утверждениях и, к тому же, крайне небрежно написанный, что, на мой взгляд, свидетельствует о чрезвычайном неуважении к суду.

Прокуратура утверждает, что мотивом моих действий, а именно проведения и пикетов, и публикации мною статьи, являлась политическая и идеологическая ненависть как к органам государственной власти, так и к российской государственности как таковой.

Какие при этом приводятся доказательства? Никаких!

Прокуратура не утруждает себя даже пояснением, что она имеет в виду под российской государственностью. С какого времени я эту государственность якобы ненавижу? С Киевской Руси? С Московского царства? С Петра Первого? С начала президентства Путина? Нет ответа.

Заместителю прокурора Ступкину наличие такой ненависти очевидно само собой. Но, позвольте, где хоть одно обоснование? Или теперь любое голословное утверждение прокурора заменяет собой любую экспертизу?

Единственная попытка обосновать это утверждение выглядит так (цитирую дословно): «Об этом прямо и недвусмысленно свидетельствует характер и содержания его публикаций в сети «Интернет», за которые он привлечен как к уголовной, так и к административной ответственности …».

Впрочем, далее в представлении прокуратуры есть ссылка на экспертизу. Продолжаю цитировать: «об этом свидетельствуют… ТАКЖЕ выводы судебно-лингвистической экспертизы, положенной в основу приговора».

Не касаясь сейчас качества этой экспертизы, о которой очень ярко говорил защитнк Муратов, позволю себе спросить: как может заместитель прокуратура ссылаться на эту экспертизу в данном контексте?! Перед проводившими эту экспертизу Крюковой и Тарасовым вообще не были поставлены вопросы, связанные с ненавистью, политической или идеологической, ни к органам государственной власти, ни к Российской государственности. Эти эксперты отвечали на совсем другие вопросы. Да, в их выводах есть утверждение, что автор дает негативную оценку действиям Вооруженных Сил России на территории Украины. А в следующих вопросах и ответах на них имеются различные уточнения и разъяснения по поводу этой негативной оценки.

Я и сам никогда не скрывал, что крайне негативно оцениваю эти действия. Но с каких пор негативная оценка стала синонимом ненависти?!

Ссылаясь в таком контексте на эту экспертизу, заместитель прокурора Ступкин занимается откровенной подменой понятий, сознательно искажает смысл и юридическую функцию этого весьма несовершенного, но всё же документа.

Может быть, он имел в виду следующий пассаж в этой же экспертизе, цитирую: «Автор позиционирует себя как человек, занимающий правозащитную антироссийскую позицию, занимает ее осознанно»? Конец цитаты.

Вообще-то, эксперты-лингвисты, осуществляя экспертизу, не имели право рассуждать на общественно-политические темы. На это указывают в приобщенных к уголовному делу материалах высокопрофессиональные лингвисты, много раз проводившие судебные экспертизы, Новожилова и Левонтина.

Но про ненависть даже и тут ничего не сказано.

К тому же этот пассаж не включен в выводы экспертизы, что в ходе допроса в суде специально подчеркивал автор экспертизы Тарасов.

Утверждение о моей якобы антироссийской позиции, было целиком опровергнуто не только моими показаниями и выступлениями в суде первой инстанции, но и показаниями всех свидетелей защиты, допрошенных в суде. Я сошлюсь снова на показания Владимира Петровича Лукина, который в течение 10 лет занимал пост Уполномоченного по правам человека в РФ. Он говорил в суде о моем многолетнем взаимодействии с ним, с его аппаратом, с органами государственной власти РФ на благо и нашей страны в целом, и ее граждан.

И если уж теперь прокуратура говорит, что я действовал, исходя из чувства ненависти, причем к российской государственности, то надо обратиться к показаниям всех девятерых свидетелей защиты. Оценивая мотивы моих действий, вряд ли кто-то сможет отрицать, что показания этих свидетелей о моей правозащитной работе, о конкретной помощи жителям России, о мотивах моих поступков, имеют самое прямое отношение к предмету доказывания.

Неужели я вывозил российских солдат из плена в Чечне, составлял и передавал властям России списки пленных российских военных для дальнейшего обмена именно потому, что занимаю антироссийскую позицию? Или из ненависти к России я участвовал в спасении российских граждан, попавших в заложники в Буденновске? Из ненависти к Российскому государству я вместе с Сергеем Ковалевым и другими депутатами шёл в захваченную террористами больницу? А ведь мы тогда, рискуя своей жизнью, выполняли поручение председателя правительства России Черномырдина! Тогда, может быть, и самого Виктора Степановича Черномырдина надо отнести к ненавистникам России?

Утверждение о моей ненависти к Российской государственности, о моей антироссийской позиции нелепо, абсурдно и голословно.

В суде я неоднократно объяснял, что писать статью, за которую меня судят, выходить на пикеты, меня толкало не чувство ненависти, но чувство стыда за свою страну, желание повлиять на её граждан в надежде, что наши общие с ними действия могут исправить ситуацию, чувство сострадания к людям, гибнущим под бомбами, ракетами и снарядами. Вот что заставляло меня выходить на пикеты и писать статью, а никак не ненависть. Я много раз видел к каким ужасающим последствиям ведет война и, исходя из этого, я не мог не давать оценку происходящему, не мог не попытаться повлиять.

А если сейчас для прокуратуры вдруг стали очевидны отягчающие обстоятельства, а именно моя идеологическая и политическая ненависть, то почему же эти обстоятельства не были замечены той же прокуратурой ни на стадии передачи уголовного дела в суд, ни в ходе самого суда, который продолжался очень долго – полгода? Отягчающие обстоятельства стали ясны прокуратуре только после вынесения мне приговора. И при этом прокуратура обвиняет, возлагает ответственность за то, что не были обнаружены эти отягчающие обстоятельства, на суд. Но, между прочим, в России — состязательный процесс, и совершенно недопустимо возлагать на суд функции обвинения.

Далее. Прокуратура зачем-то вспоминает о том, что 14 лет назад меня привлекли к уголовной ответственности за якобы клевету на Рамзана Кадырова. Тем самым, пишет прокуратура, «был установлен факт публичного высказывания Орлова об убийстве Натальи Эстемировой и обвинения в этом главы Чеченской Республики».

Сам факт моего публичного негативного высказывания о должностном лице ровным счетом ничего не доказывает. Но главное даже не в этом: я был оправдан судом!

И то, что гражданский иск Кадырова ко мне был частично удовлетворен, на что ссылается Ступкин, тоже ничего не доказывает.

Я не совершил тогда никакого уголовно или административно наказуемого деяния! НИКАКОГО!

Каким же образом зампрокурора Ступкин сумел сделать отсюда следующий вывод: «Указанные факты свидетельствуют об устойчивом противоправном поведении Орлова, направленном на возбуждение ненависти к политическим деятелям и органам власти России»?!

Указанные только что факты как раз свидетельствуют об отсутствии у меня противоправного поведения. И раз прокуратура для доказательства обратного обращается к этим давним событиям, значит, у нее нет вообще никаких доказательств.

В апелляционном представлении прокуратуры также утверждается, что я постоянно нарушал регламент судебного заседания и правила поведения в общественном месте, мое поведение было вызывающим и неадекватным.

А вот это — прямая ложь.

Ни в ходе судебных заседаний по моему уголовному делу в суде первой инстанции, ни в ходе судов по административным делам за пикеты мне не было сделано ни одного замечания ни стороны судей, ни со стороны судебных приставов. Ни одного!

Фактов нарушения мною норм поведения в общественных местах тоже нет. Где хоть один факт привода меня в полицию за подобное поведение? Участковый по моему месту жительства дал мне положительную характеристику.

Зачем же прокурор утверждает такую ложь? Очевидно, тоже из-за отсутствия каких-то доказательств.

Прокуратура в своем апелляционном представлении вспоминает и о моей общественной работе в «Мемориале». И опять мы снова видим неточности, искажение реальности, голословные утверждения. Так, прокуратура не заметила, что я с 2012 года уже не был председателем Совета Правозащитного центра «Мемориал». То, что в представлении перепутана дата ликвидации Правозащитного центра. Э то можно списать на счет халтурной работы или невысокого профессионализма тех, кто составлял этот документ. Но вот утверждение о том, что я «продолжаю свою деятельность в аналогичном обществе, направленную на подрыв стабильности гражданского общества», по-моему, следует назвать клеветой. Да, я являюсь сопредседателем Центра защиты прав человека «Мемориал». Но ни к моей деятельности в рамках этого Центра, ни к самому Центру до сих ни пор у органов власти, ни у правоохранительных органов никаких претензий не было. Никаких! Откуда прокуратура взяла, что эта деятельность направлена на «подрыв стабильности гражданского общества»? Какие конкретно действия нашего Центра подрывают эту самую стабильность? Я уже не говорю о том, что такого понятия, как «стабильность гражданского общества», не существует в рамках российской правовой системы.

По-моему, подобные голословные и бессодержательные утверждения в серьезном процессуальном документе выглядят совершенно неприлично.

И, наконец, последнее и самое главное. Зампрокурора Ступкин в своем апелляционном представлении пишет:

«Согласно неоднократным интервью Орлова О.П. в сети Интернет он продолжает негативно высказываться в адрес органов государственной власти России, подрывая основы Конституционного строя и безопасности государства».

Как моя критика может подрывать основы безопасности государства? Разве есть хоть один пример, когда бы я призывал к насильственному свержению власти или к чему-то подобному? Нет таких примеров.

По-моему, конституционный строй России подрывает как раз тот, кто пишет подобные фразы в публичном процессуальном документе. Это утверждение вопиющим образом противоречит Конституции России. По существу, в нем от имени прокуратуры, государственного органа, призванного защищать права граждан и следить за исполнением законодательства, сказана ужасная вещь: осуществление гражданином своего права на свободу высказывания, включая и критику органов государственной власти, подрывает конституционный строй нашей страны. С точки зрения заместителя прокурора Головинской межрайонной прокуратуры Ступкина, негативные высказывания в адрес органов государственной власти — это примерно то же самое, что госизмена, вооруженный мятеж и прочие преступления из главы 29 УК РФ «Преступления против основ конституционного строя и безопасности государства».

Это дикое антиправовое утверждение, содержащееся в официальном документе, ясно показывает, почему и за что меня хотят лишить свободы. А именно за то, что я, опираясь на Конституцию Российской Федерации, на международные пакты, подписанные и признаваемые нашим государством, и не выходя за их пределы, позволяю себе критиковать власть.

Для меня очевидно, что прокуратура, изготовив такое не имеющее никакого отношения к закону и праву апелляционное представление, выполняет чей-то политический заказ.

Уважаемый суд! По-моему, надо было бы, на самом деле, дать надлежащую правовую оценку подобным антиправовым публичным высказываниям прокуратуры; именно такие высказывания представляют реальную угрозу для нашей страны. Именно такие высказывания, и не меня, а прокуратуры.

По-моему, просьба, изложенная в подобном апелляционном представлении, не может быть удовлетворена судом.

И в конце я должен сказать: вот сейчас, находящийся здесь прокурор просит вернуть дело назад, в прокуратуру. Я решительным образом возражаю против такого исхода сегодняшнего судебного заседания. Ваша честь! У нас состязательный процесс в России. Был длинный процесс суда первой инстанции. Обе стороны, и обвинения, и защиты, представили суду все свои доводы и доказательства. Прокуратура очевидным образом не смогла выполнить свою работу. Они плохо халтурно что-то там сделали. Хотя я не понимаю, как они могли бы доказать мою вину. Но вполне очевидно, что сама прокуратура недовольна тем, как они это доказывали. И вот теперь предлагается вернуть дело назад, очевидно для того, чтобы доработать и, с очень большой вероятностью, ужесточить мне наказание. Но, Ваша честь, это же глубоко неправильно. Если у нас состязательный процесс, то я прошу исходить только исключительно из тех доказательств, из тех доводов, которые были представлены в ходе суда первой инстанции, и вынести свой вердикт. А не возвращать дело снова для того, чтобы прокуратура исправляла свои косяки или, скорее всего, выдумывала новые абсолютно облыжные обвинения, бездоказательные обвинения и так далее. Ваша честь, выносите решение на основании тех доводов и доказательств, которые были представлены и обвинением, и мной, и моей защитой.